В декабре этого года Джейн Биркин исполнится 76 лет. Кто она? Многолетняя спутница Сержа Генсбура, актриса, певица, икона стиля. Свободная, самодостаточная француженка, в речи которой до сих пор слышится английский акцент.
Одна из трех дочерей Джейн, Шарлотта Генсбур, недавно сняла документальный фильм «Джейн глазами Шарлотты» (премьера в России планируется в мае 2022). Это фильм-диалог, взаимное объяснение в любви, разговор о главном и о том, что кажется несущественным, но в действительности определяет нашу жизнь. И ни в коем случае не прощание – Джейн Биркин еще рано с нами расставаться. Она пережила и онкологию, и инсульт, но слишком любит жизнь, чтобы вот так просто сказать ей adieu. Два года назад она записала альбом Oh! Pardon tu dormais, посвятив его старшей дочери Кейт, которая в 2013 году покончила жизнь самоубийством, выбросившись из окна. «Я думаю, чувство вины преследует нас всю жизнь, – говорит Джейн в фильме Шарлотты. – Ощущение, что мы могли что-то сделать и не сделали».
Она не считает себя ни звездой, ни даже знаменитостью. «Я никогда, ни в какой момент своей жизни не думала о себе в таком ключе. Я просто жила, и все происходило так быстро, без малейших усилий с моей стороны. Даже подумать времени не было. Так что никакой карьеры, никаких амбиций». Теперь она снова просто Джейн – как и шестьдесят лет назад, когда, сама того не желая, покорила мир.
Те, кто читал ее «Дневник обезьянки», знают, что в детстве и юности Джейн, длинная и нескладная, не так чтобы купалась в родительской любви. Ее мать была театральной актрисой, музой драматурга Ноэла Кауарда и одной из первых красавиц Лондона. «Мне постоянно говорили: “Вы правда дочь Джуди Кэмпбелл? Но вы совсем на нее не похожи!”». Она обожала отца, профессионального военного и, по слухам, шпиона, но тот предпочитал общество сына.
В семнадцать лет она вышла замуж буквально за первого встречного. Тридцатилетний композитор Джон Барри (автор нескольких музыкальных тем к фильмам бондианы) на момент встречи с Джейн был уже дважды разведен и имел двух детей. Этот брак был, как бы сейчас сказали, абьюзивным во всех смыслах. Барри распускал руки, подавлял ее психологически, открыто встречался с другими женщинами и в конце концов бросил Джейн с крошечной дочерью на руках.
Джейн до сих пор не может понять, зачем она когда-то связала свою судьбу с Барри, который только развил ее детские комплексы. В школе ее дразнили за худые ноги и отсутствие груди, сплетничали, что она на самом деле мальчик. А муж выставил ее на сцену в каком-то мюзикле, где в ее арии были слова: «О, мне необходимо, просто необходимо увеличить грудь!»
Она не знала, куда себя применить. Спросила у своего дяди, есть ли у нее шанс стать киноактрисой. Тот ответил уклончиво: «Зависит от того, полюбит ли тебя камера». Решив попробовать театр, получила материнское напутствие: «Ты все равно будешь для них недостаточно хороша – ты даже не училась в театральной школе». Когда пришла к Грэму Грину на прослушивание в его новую пьесу «Вырезание статуи» и от страха не могла сказать ни слова, он ее заверил, что для роли глухонемой идиотки это и не важно. История почти повторилась на пробах «Фотоувеличения» Антониони, где ей бесконечно затыкали рот, а когда она не выдержала и заплакала, сказали: «Ну вот это от вас и требовалось. Идите, сфотографируйтесь для крупных планов».
В каком-то смысле переезд во Францию и знакомство с Сержем Генсбуром стали спасением. «У меня была чудесная семья, но, надо признать, нести на себе груз чужих ожиданий и разочарований – тяжело. Когда же я оказалась во Франции – вау! Я словно родилась заново. Никто не знал, кто мои родители, никто не ждал от меня определенного поведения, я могла стать кем хочу. Могла быть смешной, яркой, сексуальной, никто ни за что меня не осуждал, не обращал внимания на мою щербатость или манеру одеваться. Это было чувство полной и безграничной свободы – словно я обрела новую семью».
Она приехала сниматься во Францию, чтобы хоть немного встряхнуться после предательства мужа. Ей предложили роль в фильме «Слоган» – полностью на французском языке, которого она не знала. Партнером по фильму должен был стать Серж Генсбур, на тот момент уже безусловная звезда. «Серж мог выбрать любую из девушек – это был его фильм. Но он выбрал меня – несмотря на то, что я не понимала ни одного его слова, заучив свою роль просто фонетически».
Про свое первое впечатление от Сержа Джейн говорит так: «У него было очень необычное лицо… и ужасная рубашка». Над гардеробом Сержа она еще поработает, а вот лицо загипнотизировало ее на долгих тринадцать лет. «Серж был саркастичным, злым… и невероятно свободным. С ним и я обрела эту свободу – так быстро и легко, что сама этого не заметила».
Первый муж убеждал Джейн, что она никогда в жизни не разденется перед камерой – потому что закомплексована настолько, что даже дома ходит в колготках. С Сержем Генсбуром Джейн полюбила сниматься обнаженной. Он сводил ее в Лувр, чтобы показать женские портреты Лукаса Кранаха Старшего: «Это он тебя рисовал. И это идеальная красота».
Не только Генсбур «сделал» Биркин, но и Биркин «сделала» Генсбура. К вопросу о чудовищных рубашках – именно она придумала образ того романтического хулигана, который мы представляем себе, вспоминая его имя.
«До встречи со мной Серж всегда гладко брился – и выглядел гораздо моложе своего возраста, это его страшно бесило. Я подумала: а что если отрастить восьмидневную щетину? Мужчина, у которого нет времени на бритье, – даже звучит сексуально. Сержу понравилось, он даже купил себе триммер, и щетина стала для него чем-то вроде макияжа, который выстраивал его образ, делал более драматичным. Или вот: он любил расстегнутые рубашки и закатанные рукава, но у него на теле не было вообще никакой растительности. Чтобы уравновесить это, я купила ему браслеты на запястья и украшения на кожаном шнурке. Носки… У меня аллергия на носки. Когда я их вижу, тут же представляю этого мужчину голым, но в носках. Поэтому я пошла в магазин Repetto и в корзине уцененной обуви выудила для Сержа пару мягких светлых мокасин, которые нужно носить на босу ногу. То же самое и с бельем. Мужчина, который не носит белье под джинсами, даже ведет себя иначе и выглядит сексуальнее».
Джейн стала для Генсбура персональным стилистом, музой, а заодно и матерью, приводящей его в чувство после очередной попойки. «Это ошибка – считать, что мы были звездной парой, как какие-нибудь Кеннеди! Мы жили свободно, нам было плевать на то, что о нас думают. Мы веселились всю ночь, приходили утром домой, чтобы поднять девочек и проводить их в школу (в союзе с Сержем родилась Шарлотта), потом заваливались спать, а вечером уходили снова. Мы не были публичной парой, мы наслаждались свободой и отсутствием любых табу».
Тогда, в середине 60-х, Англия ассоциировалась со свободой (в том числе и сексуальной), свингующим Лондоном, роллингами, Твигги и мини-юбками Мэри Куант. Франция, напротив, была аккуратна и скромна, идеально причесанные француженки носили юбки до колена. Джейн Биркин принесла во Францию ветер свободы и перемен, показав, как Катрин Денев в «Дневной красавице», что стоит распахнуть аккуратное пальто мышиного цвета, как мы увидим там смелое и сексуальное белье.
Она появлялась на ступенях каннской лестницы в платье, надетом задом наперед. Ввела в моду плетеные сумки-корзинки. А позже убедительно доказала, что у настоящей женщины нет возраста, постригшись совсем коротко в сорок лет и перезапустив свою карьеру – теперь уже в качестве певицы. «Мне до сих пор больше нравятся мои “сорок плюс”, чем “двадцать плюс”. Я сменила мини на мужские рубашки и широкие штаны, я поняла, какими хрупкими мы, женщины, можем выглядеть во всей этой мальчишеской одежде. Я разлюбила дамские платья и перестала красить ресницы в три слоя – потому что все это делает тебя только старше».
Песня Je t’aime… moi non plus, которую Генсбур исполнил в 1967 году в дуэте с Брижит Бардо, так и не вышла в свет в первоначальном варианте. Спустя два года он предложил Биркин перезаписать ее, что они и сделали в Марбелье, буквально за полдня. «Когда мы вернулись в Париж, Серж повел меня в винный бар и попросил хозяина включить магнитофон на полную громкость. Навсегда запомнила момент, когда все посетители бара одновременно замолчали, а их ножи и вилки повисли в воздухе. Серж обнял меня и сказал: “Знаешь, детка, а ведь мы с тобой записали хит”».
Они расстались не из-за измен и не потому, что разлюбили друг друга. Просто отношения перешли в другое измерение – они стали больше друзьями, чем любовниками. «Кто-то до сих пор считает Сержа безумцем, опасным гением, вроде Байрона. Это, конечно, заблуждение – по натуре Серж был клоуном, которому всегда нужна восторженная публика. Он ни в чем не знал меры, он мог дать пятьсот франков таксисту, а потом несколько дней сидеть без гроша. Он питался обожанием. Мне же всегда нравилось быть в тени».
Но ее жизнь не закончилась после расставания с Генсбуром. Она встретила режиссера Жака Дуайона, родила от него еще одну, уже третью дочь – Лу. Замуж больше не выходила, хотя до сих пор считает брак прекрасной, романтичной идеей. «Я верю, что кому-то удается прожить до старости, держась за руки. Жаль, что это не я. У меня почти получилось с Сержем. В любом случае, если бы я вышла во второй раз, то только за него». Джейн спокойно относится к своему возрасту, любые изменения кажутся ей прекрасными. В свои 75 она танцует – иногда в клубе, с дочерями Лу и Шарлоттой, иногда дома, под какого-нибудь Майкла Джексона. «Это куда веселее, чем пилатес».
Фото: youtube.com, kinopoisk.ru, reddit.com, swisslife.com
